Нищета и бедность, которых «не видит» Росстат

Михаил Делягин,

доктор экономических наук

Одна из наиболее важных для понимания российского общества форм социологических исследований — самооценка его материального положения.

Самооценка не по уровню доходов в рублях, хотя подобные оценки и разрушают сладкую ложь официальной статистики и об уровне инфляции, и о «средних» доходах граждан, а по их реальному уровню потребления. Ценность такой оценки заключается в соответствии уровня потребления  определенным жизненным бытовым стандартам.

Состояние, при котором денег не хватает даже на еду, — это нищета. Официальная статистика фиксирует численность населения с доходами ниже прожиточного минимума (что соответствует данной категории), но, с одной стороны, не оценивает неофициальные доходы, а, с другой, — занижает прожиточный минимум. Наличие противоположно направленных и при этом очень значительных погрешностей не позволяет интерпретировать результат и делает его пригодным лишь для пропаганды. Самооценка  же людьми своего состояния оказывается значительно более адекватной, чем данные Росстата.

Состояние, при котором денег уже хватает на еду, но не на одежду, — это одна из двух форм бедности, наиболее тяжелая. Она выделяется отдельно не только из-за удобства опроса, но и потому, что относящиеся к этой категории люди вместе с нищими, по сути, не живут, а выживают. В этом состоянии людям нужны «хлеб и зрелища», но им не до справедливости.

Следующая социальная страта — это относительно терпимая бедность: при ней денег хватает на еду и одежду, но покупка простой бытовой техники (холодильника, телевизора, мебели) является проблемой. Это не значит, разумеется, что их нельзя купить, но текущих доходов для такой покупки не хватает, и надо либо «распечатывать заначку на черный день», либо одалживать у знакомых, либо брать кредит.

Принципиальное отличие верхней страты бедных людей от нижней заключается в том, что люди уже не выживают, а живут,  и испытывают острую необходимость в справедливости, что предъявляет соответствующие объективные требования к государству, как бы оно их не игнорировало.

Наконец, четвертая социальная страта объединяет людей, способных без труда купить простую бытовую технику, но не больше (например, даже не самый «бюджетный» автомобиль). Это уровень потребления «среднего класса», являющегося фетишем далеко не только отечественных социологов, политиков и пропагандистов.

Принципиально важно, что речь идет не о самом «среднем классе», который является не только материальным, но и психологическим феноменом и определяется не только уровнем доходов, но и стилем жизни и системой ценностей, но лишь о свойственном ему уровне потребления. Тем не менее, это значительно более объективная оценка, чем прямой вопрос «относите ли вы себя к среднему классу?», на который люди даже в районах застойной бедности уверенно отвечают «да»  как из чувства собственного достоинства, так и потому, что живут не хуже (или не сильно хуже) своих соседей.

Пятая социальная страта, — люди, которые могут спокойно купить из текущих доходов автомобиль, трудно наблюдаемы социологами из-за низкой доступности и нежелания признаваться в слишком хорошей на фоне страны жизни. И, наконец, шестая социальная страта не имеет финансовых ограничений как таковых.

Начало соответствующим исследованиям положил Левада-центр,  но, когда окончательно выяснилось, что уровень благосостояния «дорогих россиян» решительно опровергает либеральные догмы и слишком убедительно характеризует последствия либеральных реформ, публикация результатов прекратилась. Однако  работа в силу ее исключительной важности была продолжена ВЦИОМом, на глазах ставшим флагманом отечественной социологии,  и ее результаты весьма красноречивы.

Если рассматривать последние три года (с мая 2014 по май 2017), доля нищих выросла более чем втрое — с 3 до 10%, достигнув не просто признаваемого официальной статистикой уровня, но и максимума последнего времени — мая 2009 года, когда страна еще только начинала приходить в себя после кризиса 2008−2009 годов.

Доля людей с уровнем потребления среднего класса, достигнувшая максимума — 23%  как раз в мае 2014 года, сократилась в 1,6 раза - до 14%. Хуже (12%) было только в посткризисных 2009−2010 годах,  но  этот рубеж скоро будет взят.

Доля бедных на этом фоне осталась практически прежней, сократившись с 72 до 70%,  но структура бедности изменилась кардинально: доля наиболее бедных, испытывающих нехватку денег на одежду, подскочила почти вдвое — с 16 до 29%, а уровень «терпимой бедности» сократился с 56 до 41%.

На фоне этого масштабного и идущего полным ходом катаклизма не более чем интригующими деталями выглядят скачок «затрудняющихся с ответом» - с 0 до 3%, и некоторый рост доли людей, не имеющих значимых финансовых ограничений: если в мае 2016 года она в соответствии с поговоркой «кому война, кому мать родна» выросла с 2% до исторического максимума в 4%, то в 2017 снизилась до 3%.

Пугающе резкое ухудшение социальной структуры общества вызвано нарастающим  и истерически отрицаемым при этом властями, как в конце 2008 года,  социально-экономическим кризисом. Он начался в виде ослабления рубля, провала фондового рынка и начала панического бегства капитала еще в январе 2014 года, до нацистского переворота на Украине и острой фазы конфликта с Западом. Его причина — либеральная социально-экономическая политика в стиле 1990-х, направленная на разрушение России в интересах глобальных спекулянтов и отечественных компрадоров-коррупционеров.

Стоит отметить, что санкции либерального клана в правительстве Медведева оказались на порядок более разрушительными, чем санкции Запада.

 Судя по всему, помимо реализации своих ценностей, не совместимых с существованием России, привластные либералы сознательно разрушают социальную сферу и экономику страны для организации массового негодования и свержения нынешней политической власти на «русском Майдане», который будет страшнее украинского. Формально пока у них ничего не выходит: так, даже безупречно либеральный Левада-центр регистрирует скандальный рост популярности «Единой России». Первая причина — другие партии в силу меньших размеров и меньшей поддержки власти значительно менее устойчивы к кризису, вторая — ухудшение условий жизни, поддающееся объяснению внешними или объективными причинами, ведет к сплочению людей вокруг власти, какой бы она ни была.

Тем не менее, рост недовольства налицо. При его дальнейшем нарастании страна может рухнуть в очередную смуту, которая будет чревата уничтожением российской государственности и цивилизации. 

Источник публикации: Промышленные ведомости